Рассказ на тему "Свингеры" добавлен: 04/11/2018 СПЛОШНАЯ ЛОМАННАЯOksana Litovchenko СПЛОШНАЯ ЛОМАНАЯ «За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!» Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита» l. Строго от 18! «А мы хотели жить красиво, а мы хотели быть счастливыми людьми, и нас тянуло так необъяснимо друг к другу, и это все, что мы могли». Так некогда пел один эстрадный дуэт, и эти слова вполне могли быть применимы и к нам. Ко мне, автору этих строк, и моей жене Юлии. Помню, была весна, и я – 24 летний писатель, с неокрепшим пером — сочинял книгу об одном художнике, живущем в Химках. Писал не по зову сердца, а по заказу небольшого издательства, специализирующегося на книгах о людях искусства. Художник мой был мелкотравчатым творцом, отсюда понятно, почему рассказ о нем доверили неопытному автору. Дескать, если выйдет у него что-то, то хорошо. А не выйдет — не велика потеря! Что касается вашего покорного слуги, то другой работы у меня не было, поэтому я с готовностью – хотя и с некоторой робостью — взялся за эту тему. Тем более, что мне выдали небольшой аванс, и мы с Юлей теперь могли внести месячную плату за нашу съемную московскую однушку, ну и вообще хоть как-то свести концы с концами. И вот мой герой — уже пожилой, потрепанный в жизненных штормах, сам себе на уме человек, в вечных широких штанах и джинсовой жилетке. Бесповоротно убежденный в том, что все в этом мире продается и покупается. Нужно лишь назвать цену. Мне сразу стоило бы понять, что это, в общем-то, ничтожный, склочный человек, но я был им словно зачарован. Мне казалось, что он фигура масштабная, несчастная, недооцененная и очень- очень интересная. И я робел и опасался, что не потяну описание такой трагической судьбы. А художник, назовем его, допустим, Тимуром, просек свой шанс и из кожи лез, чтобы прославиться: подсовывал документы и вырезки из газет, сыпал комментариями, подолгу и взахлеб рассказывал о себе, часто перескакивая с темы на тему и теряя логику повествования. А еще он частенько крутил мне «Битлов», которых очень любил- на живом виниле — погружал меня в атмосферу его молодости, чтобы я тоньше прочувствовал рельеф его натуры, и понял, откуда берутся истоки его непревзойденного стиля. Честно скажу, поначалу я не въезжал вообще ни во что. Информация росла, как снежный ком, я нервничал, что ни за что ее не смогу осмыслить, систематизировать и переработать. Однако постепенно, пазлы худо-бедно начали складываться в какую-то картину, мало по малу мне становилось понятно, что мой герой любопытен не своим талантом или каким-то другим достоинством, а вот именно своей червоточинкой, разгадывать которую было и сложно и интересно одновременно По утрам я теперь с удовольствием спешил в его мастерскую. Иногда даже оставался в ней ночевать. Вопреки желаниям Тимура, который видел только себя любимого, кое- что я сумел рассказать ему и о себе. Так, помимо своей воли он узнал, например, то, что достаток мой невелик, что мы с женой не имеем собственного угла, в Москву переехали недавно. И в этой Москве, в общем-то, очень одиноки. Хотя у моей любимой есть подруга в Подмосковье, она удачно вышла замуж за успешного, хотя и престарелого бизнесмена, и время от времени приглашает Юлю в гости. Жаловаться на жизнь я не собирался, не в моем характере скулить, но теперь я понимаю: вышло именно так, что я пожаловался. Сказал даже, что, бывает, мы и голодаем, и трогательно сохраняем в холодильнике последний помидор друг для друга, до тех пор, пока он не потемнеет и не усохнет до размеров финика. Эта хренова сухомятка и вечный стресс выходят нам боком — у нас уж с год нет нормального секса. И нам о нем остается лишь мечтать. А еще мы мечтаем о море. Ведь «даже на небе только и разговоры, что о море». И у нас в Ялте любимое местечко есть, на набережной- кафе «Остров сокровищ»! А вот это сообщение, как мне показалось, заинтересовало Тимура: — Вы и голодаете, и секса у вас нет, но при этом любите друг друга, так что ли?- С недоверием покосился он на меня и продолжил.- Фигня это. Так не бывает. Вот я всегда был при деньгах и то путной бабы не нашел. Все думали, как бы обобрать, да за мой счет на карусели покататься. Так при этом я же еще и талантище! А тебя, выходит, за голубые глазки полюбили… Что я мог ответить ему? Что моя Юля особая, чистая и честная? Она хваталась за любую работу, лишь бы пополнить наш скудный семейный бюджет и поддержать мои творческие начинания, так как верила в меня. Ну ему без толку было что-то говорить. На тот момент Юлия, кажется, трудилась в круглосуточном магазине подарков — на упаковке. И часто приносила домой бумажные цветы, собственного изготовления — такие искусственные бутоны шли на украшение праздничных покупок. Эти розы, кстати, созданные весьма талантливо, долгое время хранились на книгах в нашей полке. Как-то в выходной день я повез Юлю в Химки, чтобы показать мастерскую художника, где я теперь проводил столько времени. Я знал, что мастерская на тот момент была закрыта. Но мне почему-то хотелось, чтобы Юля- хотя бы снаружи — увидела ее и ощутила удивительную творческую атмосферу того подмосковного городка, который нравился мне все больше. Около мастерской был пруд с лебедями в окружении каких-то — на удивление — чистых и светлых берез. Я фотографировал под ними жену. И казалось, березы дают свой отсвет на чистое лицо Юлии. И хотя день по погоде был сереньким, он навсегда оставил во мне самые светлые, даже солнечные воспоминания. Потом я рассказал Тимуру, что в выходные мы гуляли близь его мастерской, показал снимки. -Смотри-ка, ты не соврал, она и правда ничего,- давал он свою оценку.- Пропорциональное лицо. Такое и рисовать легко, и передавать через него характер просто. Только уж очень скромная с виду. А под скромностью, как правило, скрывается блядство. В тихом омуте черти водятся. Не хочу огорчать тебя, Сашка, но будь начеку.- Вернул он мне мой скромный фотик. — Если вам женщины недостойные попадались, так не надо всех под одну гребенку грести,- психанул я. — У всех у них одна природа, прапраматери ихней Евы, которая развлекалась со змеем в райском саду. — А Пикассо, а Дали?! Да встреть вы в свое время свою Ольгу Хохлову или Галу, из вас новый Дали бы вышел! — Ненавижу Дали. А эта его Гала — курва та еще. До смерти ему рога наставляла. Сама старуха криворылая, а в замке с малолетками кувыркалась… И вот помню, приехал я в мастерскую перед обедом. В ней была группа студентов художественного училища, которым Тимур давал платную лекцию. Я хотел пойти погулять часок, так как не знал когда закончиться это мероприятие, ну этот ершистый старикашка дал мне знак, чтобы я не уходил, что он скоро закончит, и есть какой-то важный разговор. Когда студиозусы ушли, он поманил меня в свою курилку (курил он очень редко, а в самой мастерской — никогда). Включил чайник, сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и скрылся в клубах ароматного дыма. Он как-то очень внимательно, с хитроватым прищуром смотрел на меня сквозь этот дым: — У меня есть знакомый, Омар, — наконец вымолвил он,- тоже художник, хотя какой там, на хуй, художник, дешевый ремесленник. Шкерится в захолустном Корочарове. Притом что, заметь, он побочный потомок шейхов, переплетающийся по родословной и с Российским императорским домом. Жутко богатый фрукт – унаследовал миллионы: жрет, бухает, трахает баб. Словом, превратил мастерскую, да и всю свою живопись в полный отстой, малюет черти что, хотя мог бы рисовать мощно. Конечно не так, как я, но тоже на уровне – шутя рисует сплошной линией, а это, поверь, дано не каждому! Я пожал плечами, как бы соглашаясь с его мнением. — Ну, так вот,- продолжил Тимур,- я показал ему твою Юлю, и этот старый блядун собрался писать с нее портрет. И приглашает вас на выходные к себе в гости. — Как же это вы показали,- усмехнулся я,- если я не оставлял вам ее снимки? — Ни во что ты, Саша не врубаешься, а еще книги берешься писать, пусть ты в глубине души и считаешь меня хуевым, но все ж таки я художник! Он достал из кармана своих широченных штанов блокнот. Раскрыл его. На небольшой страничке в клеточку, карандашом был очень четко и точно исполнен портрет Юлии. — У меня фотографическая память. Мне один раз достаточно увидеть лицо, чтобы оно отчеканилось в памяти на всю жизнь. – С удовольствием пожевал он свой дым. -Ну – у, пусть пишет,- неуверенно ответил я, не соображая еще толком, что тут можно сказать. — В этом-то и дело, чудак ты на букву «мэ». Пишет женские портреты он нечасто. А если пишет, то у него такая фишка — натурщица должна стать его наложницей. Ну, этого козлу мало, она должна от него родить, поскольку он думает, что по настоящему выразительное лицо у женщины бывает только при беременности. Вот во время беременности он их и пишет, оплодотворяя для куража и вдохновения сам. — Ну, причем тут Юля? – Опешил я. — Тут все просто. Этого дьявола поразила скромность твоей цацы. Вот и все. Хамоватый Тимур никогда не отличался изысканностью фразеологических оборотов, но тут нес уже окончательную чушь, у меня уши вяли. А он бубнил и бубнил, что, мол, рассказал тому Омару о нас все, описал Юлю, ее скромность, достоинства, фигуру. И сумел разжечь огонь интереса в очах этого жутковатого живописца, хотя сначала и не был уверен в своих силах. Но художник понял художника. Это, наверное, был первый и последний случай в его жизни, когда он о ком-то отозвался хорошо. Впрочем, я мог себе представить, какими именно красками он описывал развратному подельнику мою супругу. — Ну, зачем вам все это, Тимур?!- Ум заходил у меня за разум.- Что мы вам сделали плохого? — Да пойми ты, придурок, это ваш шанс выбиться из нищеты.- Заглянул он в меня своими жестокими желтыми глазами.- Да любая женщина мира отдала бы полжизни, не задумываясь, чтобы только Омар обратил на нее внимание! Там сотни миллионов долларов, если не миллиарды. Миллиарды, понимаешь ты?! И сумасшедший старик, который не знает уже, как их потратить. И вот возникает вполне резонный вопрос, а не поможет ли твоя Юля ему в этом?! Вы хотели поехать к этой своей голубой луже? Так будет вам лужа, то есть море. Целый океан с виллой и яхтой! Тимур расходился не на шутку. — Так он еще и старик?! — Он на целых три года старше меня. Это значит, ему аж 69. С него уж песок сыплется. — А чего же вы на «Калине» ездите, когда у вас такой богатый друг?! — Он мне не друг, во – первых. А во — вторых, чтобы Тимур что-то взял у этого примитивного ремесленника, не бывать этому! Шел дождь, форточка курилки была распахнута, и шаловливый ветерок, то и дело, сыпал из нее в курилку мелкими каплями дождя и зелеными сережками, сорванными с весенних берез, которые негромко барабанили по столику, по полу. Запрыгивали в пепельницу. Я сказал, как отрезал, что мы с Юлей любим друг друга. Что мы счастливы и никаких чужих вилл и яхт нам не надо. — Не знаешь ты женщин,- опять завел он свою заезженную пластинку. — Юля не такая, и спать за деньги она не будет. — Посмотрим, что ты запоешь, когда ей надоест твой рай в шалаше. Вот попробуй, расскажи ей о предложении Омара. Спорим, она отреагирует? Хочешь, я докажу тебе?! Слушать эту бредятину уже не было сил, вот прицепился — то клещ. Меня душил дым его сигареты, в общем, мы окончательно рассобачились, я наспех похватал свои вещи, и, задыхаясь, выбежал на улицу. Прохладный, дымчатый дождь окатывал меня с ног до головы, остужал мой раскаленный «радиатор». Я шагал, против него, и даже не думая о том, что следовало бы раскрыть мой зонт. — Все, у меня больше нет героя для книги! – Выдохнул я, ввалившись в квартиру, и, наспех раздевшись, мокрый брыкнулся в постель, воткнулся лицом в подушку. В те сутки Юля работала в ночь, а потому теперь была дома. — Как же мы теперь аванс твоему издательству отдадим?- Только и вздохнула она. Она не настаивала, чтобы я что-то рассказывал. Но выходка химкинского живописца была столь вопиюща, что эмоции переполняли меня. В общем, я не удержал их в себе, излил Юле все, да еще и присовокупил кое-что непечатное в адрес подлого Тимура, явившего свое истинное лицо. Собрав нехитрый тормозок, жена ушла на свою ночную смену. А я вскурил ароматическую свечу — жене в ее магазине иногда в качестве стимула выдавали их — и, повинуясь какому-то еще не осознанному импульсу, разделся догола. Я бодрствовал всю ночь, почему и сам не знаю. И огни моей квартиры одиноко мерцали на темной громаде дома, как на утесе. И первые весенние грозы трясли небо, и то и дело расписывали его косыми молниями. Уставшая Юля вернулась с рассветом, ну она тоже почему-то не спешила в постель. Я согрел чай, мы мастерскую как у Омара, ну, у того борзописца из Корочарово, я бы такие картины писал, что ему и не снилось, грузил он мне на руки какие-то тяжелые рамки. — Двести квадратов у него, четыре метра высота стен, лицевая стена – стеклянная и выходит на Юг. Поднимай какой хочешь холст, какой хочешь свет ставь! А он малюет, что на голову не наденешь! Сейчас готовим его выставку, а ее ни один путный столичный салон не примет. Вот смотри, репродукция с его мазни! Этот чудак в джинсовой жилетке достал из страниц огромного по формату альбома — что-то о разновидностях тюльпанов — плотный лист с рисунком. Он меня поразила! Представьте себе золотой трон. На нем, лицом к вам сидит мускулистый, голый, смуглый человек, лицом похожий на зверя, в распахнутой красной мантии. А на его члене — миниатюрная, белокожая девушка с искаженным от страсти лицом. При этом его член и ее влагалище были выписаны необычайно подробно — в тончайших деталях и в гипертрофированном виде — сине-зеленые вены мощного члена и влагалище, крупное, как у беременной кобылы – фиолетовое. Местами пестрое, местами черное. Да уж, такую работу в Третьяковке не выставишь! -Возьми себе, если хочешь,- разрешил мне Тимур и сунул репродукцию между страниц свернутой газеты.- Вот, держи, так она не помнется. Я в испуге замахал руками. Дескать, не надо мне такого подарка. А потом — шапку в охапку — и ходу! ll. Мало по малу просыпалась сирень. Ее крепкие бутончики уже готовы были брызнуть белым и фиолетовым молочком на этот мир, залить его весь до синего неба, как холст, живыми, буйными красками. И так сладко пахло молодой травой и дымами костров, в которых дворники палили нехитрый зимний мусор — прошлогоднюю листву и сухие веточки деревьев. — Я все пальцы исколола на упаковке этой, — пожаловалась мне после магазина Юлия.- Цветы теперь делаем на проволоке, а она не дается, колется – никак не могу приладится к ней. Господи, эгоист я, эгоист. Нет, чтоб поинтересоваться у жены, как у нее день прошел, может, ей помощь нужна какая?.. Я поймал ее бедные, израненные пальчики и стал их целовать. — Ты не обидишься, если я в субботу к подружке Наташке съезжу, проведаю ее? Если честно, эта идея мне не понравилась. Если верить Юле, та самая Наташка жила в достатке, и мне не хотелось, чтобы жена, будучи там, в гостях, завидовала своей приятельнице. Ну, я не подал вида. — Господи, да конечно съезди. Отдохни, развейся. Ты же не в клетке заперта. В субботу Юлечка укатила в Подмосковье, а я отправился в невольно полюбившуюся мне уютную химкинскую мастерскую. И вновь шипел винил, и старенькая джинсовая куртка жаловалась мне на свою непутевую жизнь. Тимур женат был четырежды, все супруги, как тут уже упоминалось, с его слов, оказались то стервами, то тихушницами, напрочь отбившими у художника тягу к женским портретам… Домой мы с моей женой вернулись практически одновременно. Юля была задумчива и даже раздражена, хотя и скрывала свое раздражение. «Сравнила нашу съемную «клетку» с бизнес — особняком подруги и расстроилась»,- невесело подумалось мне… Тем не менее, и на следующие выходные она засобиралась к Наташке. И приехала оттуда, страшно подумать… с золотым Айфоном! Спрятать такую штуку было невозможно, да и не имело смысла, поэтому она сразу же щегольнула ею передо мной, сказав, что Наташка явно не бедствует. Пожилой муж на радостях с рождения дочери купил супруге новейшую золотую модель, а эту она отдала ей, то есть Юле. Эта Наташка была Юле подругой с детства, они даже доводились друг дружке какими-то далекими родственницами, эти обстоятельства вполне объясняли такой дорогой подарок. Хотя то, что шел он – хоть и через Наташку — но все равно от ее мужа, меня, понятное дело, не радовало. Ну, я «проглотил» тот чертов Айфон, тем более, что Юля радовалась ему, как ребенок долгожданной игрушке и успокаивала меня заверениями о том, что на случай полного безденежья, у нас теперь есть «капитал», который можно будет пустить в дело. Я взвесил эту тяжелую блестящую, почему-то теплую штуку в руке — держать ее было приятно! С оборота на Айфоне был очень тонко отчеканен портрет какого-то горбоносого короля, в короне и мантии. «За такую штуку и убить могут». Подумал я и посоветовал своей любимой не светить ею, где попало, особенно в темных местах. Таким образом, подарок Юлиной подруги меня озаботил дважды. Хотя, в общем-то, особых поводов грустить как бы и не было. Книга моя мало по малу шла к своему завершению. Юлины старания были оценены в ее магазине и жену собрались повысить — сделать заведующей отделом упаковки и посылали в Питер на двухнедельные курсы. В ее отсутствие произошло событие, которое я до сих пор вспоминаю со смешанным чувством пережитой небывалой радости и последовавшей за тем тоски. Тогда я увлекался бегом (думал, что таким образом поддержу свою пошатнувшуюся потенцию). И вот, как сейчас помню – ясное весеннее утро, просыпающийся двор нашего дома, а в нем — припаркованные автомобили. И с краю — чуть на отдалении, колесом на бордюре — черный BMV- X- 6. Это машина моей мечты! И у нашего дома она, без сомнения возникла впервые. Весь дворовый автомобильный ряд мне был хорошо знаком. Когда я пробегал мимо Бумера, пожирая его своим жадным взглядом, дверь со стороны водителя приоткрылась, и из нее как-то очень медленно вывалился мужчина тоже, как и я, в спортивном костюме и растянулся прямо на асфальте, под подножкой своей распрекрасной машины. Видимо хватил сердечный приступ. Я кинулся ему на помощь, хотя тогда и понятия не имел, как ее оказывать. Помню, схватив его за грудки, зачем-то пытался затащить его в салон, а он, едва ворочая языком, все хотел мне что-то сказать, да я никак не мог разобрать что. Наконец расслышал два слова: куртка, валидол. Осторожно уложив его обратно, так чтобы он не стукнулся затылком об асфальт, я сунул ему под голову свою вязаную шапочку, нашел глазами на сиденье машины кожаную куртку, быстро обшарил карманы, нащупал заветный пузырек, сунул в вялые губы этому моему «клиенту» белую крошечную таблетку. Он снял ее языком с губы, потом приподнялся в положение сидя, а потом и встал, весь какой-то плохо гнущийся, как робот. — Я уж думал, каюк мне,- прохрипел он и медленно протянул свою холодную руку,- Антон. А ты, сынок, выходит, мой спаситель. И было тому Антону с виду никак не меньше 70. — Сядь в машину, посиди со мной немного,- попросил он.- Что-то чую я, что сегодня помру. — Лечиться вам надо, а не по дорогам колесить.- Посоветовал я ему, когда забрался на пассажирское сиденье. Авто – ну, совершенно нулевое, и по салону это было прекрасно видно. — Отлечился Антон,- медленно двигая ластами, кое как влез он в салон.- Шунтированный я, а шунты не приживаются. Так что, сына, подбиваю дебет с кредитом- с чем к Богу пойду. А ты ничего, отзывчивый. Другой бы мимо пробежал, а ты помочь решил. Выходит, должник я твой. — Любой бы на моем месте помог,- пожал я плечами. Он расспросил у меня кто я, кем работаю, как живу. Сунул еще одну валидолинку себе под язык и равнодушно подытожил: — Нищеброд значит? А давай, сын, я тебе вот эту машину подарю? Хоть одно доброе дело напоследок сделаю. Блин, ему в его положении только шутить и оставалось. — Ну, давайте, подарите,- подыграл я ему.- Заправить только не забудьте, чтоб с полным боекомплектом. — Беги за паспортом! — Зачем он вам? — К нотариусу поедем. Оформим генеральную доверенность на тебя. Сегодня, малыш, ты вытащил счастливый билет. В общем, долго это все объяснять. Да, наверное, и не нужно, скажу лишь, что уже в обед того же дня — во дворе нашего дома стоял МОЙ припаркованный новенький Бумер, сверкая своими хромированными наворотами. Я, то глазел на него через окно, то сбегал к нему и чуть не целовался с ним взасос на глазах у изумленных прохожих. И целые вихри приятных размышлений бушевали в моей голове. Блин, он же на четыре ляма тянет, не меньше, — охватывало меня ликование. — А это же — по сути — квартира! И следом противоречивое, почти запретное решение окрыляло меня: «Нет, оставим с Юлей его себе, сами будем кататься назло нашим прежним неудачам!» У меня имелись права, правда, опыта вождения в большом городе почти не было. Тем не менее, теперь по — всякому выходило, что с нищетой мы распрощались. Меня так и подмывало позвонить своей любимой в Питер и очаровать ее столь вопиюще прекрасной новостью, ну я все никак не мог решить, как все — таки преподнести ей это наше случайное благоприобретение. Поразмыслив хорошенько, я захотел «поменять клеммы» и сказать Юле, что машину я … заработал. Да! Вот, к примеру, такая версия: Голливуд заметил мой рассказ, и купил его, правда с правом переделки и доработки. Я уже успел получить деньги, не удержался и купил самую лучшую машину, для нее, для Юлии (тем самым я и ее бы обрадовал и свой творческий статус повысил в ее глазах). Конечно, логичнее было бы купить квартиру, ну я купил BMW, поскольку она – Юлечка — не раз восхищалась такой машиной, когда та попадала в поле ее зрения. Теперь у Юли есть повод подумать о водительских курсах! Да, именно так я собирался сказать, но вот беда, в тот день жена выпала из зоны мобильного доступа, и не появлялась в нем вплоть до воскресенья. А в понедельник она уже должна была вернуться. Я места себе не находил, я уже не рад был той самой машине, я не знал, что думать. «Наверняка пристукнули ее там где-то за этот ее Айфон», окончательно пал я духом, и собрался в понедельник идти в полицию. Но своему ужасу понял, что даже не знаю какой адрес у магазина, где работала жена, и питерский «порт» ее этих курсов тоже был для меня загадкой. В воскресенье после обеда Юля позвонила, и я автоматной очередью — используя частые матюжки — отправил в трубку все, что о ней думаю. — Да пошел ты к черту,- парировала жена.- У меня телефон сломался. Можешь ты это понять?! А не хочешь встречать, так и скажи. И нечего мне тут мозги выносить! Честное слово, в таком тоне она со мной разговаривала впервые. Она не то, что сердилась, она была просто в ярости. Я встретил ее на Ярославском вокзале. Мне показалось, что она пополнела и как-то словно обабилась. Мы не разговаривали всю дорогу. Да и в последующие дни отношения наши теплыми назвать было сложно. Нашему чудесному BMW, как ни странно, она нисколько не обрадовалась. Напрасно я соблазнял ее рассказами о том, что в нем 370 «лошадей», коробка – автомат, да при этом он еще и дизель! Все напрасно. Юлия была, что называется себе на уме, и относилась ко мне с холодком, а временами мне казалось, что даже и с презрением. Чего никогда раньше не было. Меж тем был отпечатан тираж моей книги о художнике Тимуре. Я заехал в типографию и взял несколько экземпляров. За тем навестил бухгалтерию издательства, где мне выплатили вторую часть гонорара, купил в салоне «Э,туаль» замечательные духи «Berberis», по пути в ларьке «вооружился» букетом белых гвоздик и пошел к Юле «мириться». И было это все 27 апреля, в День рождения Юлии. Она ждала меня на кухне, почему-то была почти обнаженной (в трусиках и тапочках), какой-то очень бледной и растерянной. — Я беременна,- наконец выдохнула она и замерла напротив меня, беспомощно и как-то криво улыбаясь. Она меня словно ушатом кипятка окатила, ведь речи о том, что беременна она от меня и быть не могло. И я помню, что мне стало почему-то нестерпимо стыдно, и краска позора густо залила мое лицо. Я молча распахнул форточку — в квартиру ворвался свежий ветер и гул улицы – выкинул розы, следом деловито отправил духи прямо в коробке. И закрыл окно. — И что, будешь рожать? – Кажется, спросил я. Она неопределенно пожала своими худенькими плечами, и только тут я заметил, что у нее воспалены соски, и что вокруг них возникли коричневые круги… Если хотите знать, что было дальше, пишите мне: litovchenko-oksana@lenta.ru Источник: не известен Другие эротические, сексуальные, порнографические рассказы и сочинения:
|